2019 год, холст, акрил, авторская техника, 200 х 300 см.
Картина пока без названия, как всегда стоит вопрос выбора имени. Вот как ее назвать?

Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель!
Вечно носились они над землёю, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса!
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый, царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гёте великого Фауста создал, который,
В древнегерманской одежде, но в правде глубокой, вселенской,
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,
Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,
Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?
Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном пространстве,
Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
Много в пространстве невидимых форм и неслышимых звуков,
Много чудесных в нём есть сочетаний и слова и света,
Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,
Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь слово,
Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.
О, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,
Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,
И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки
Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою картины,
Выйдут из мрака всё ярче цвета, осязательней формы,
Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье…
Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,
И, созидая потом, мимолётное помни виденье!

А.К. Толстой, октябрь 1856.

Поразительно, тоже октябрь. Но как же давно сидел совершенно другой человек и думал и ощущал почти то же самое, что и я сегодня. А еще раньше другие, по всему миру, в разные времена, в древней Греции, в средневековом Китае, в эпоху романтизма в Германии, в начале двадцатого века, во время зарождения авангарда в России, во Франции в середине этого же, длинного тяжелого столетия… О, сколько же их, моих, ноосферно-космических людей! Знаю и люблю сотни, тысячи философов, поэтов, композиторов, художников, писателей, ученых в истории человечества. Иногда мне кажется, что сияющие, мерцающие, говорящие со мной звезды в ночном небе – это их души, мои друзья и собеседники с самого раннего детства. Вот и сегодня, попалось это стихотворение, поезд протяжно гудит за окном, уехали хорошие гости, уехала любимая, я один в мастерской, читаю и мне кажется невероятным такое совпадение чувств и мыслей. Часто, закончив новую картину, я некоторое время еще отстранен от нее. Не очень понимаю, что я передал. Картина еще не моя. Ведь она только что пришла в наш мир, только только воплотилась, еще горяча, не остыла, еще текут в ней энергии, вспыхивают протуберанцы, искры, еще она не окончательно затвердела в физической форме. Не моя, так как мне кажется уже где-то была запроектирована во Вселенной, точнее не она сама, а то, что на ней изображено. Может быть это было миллионы лет до нас или есть сейчас, но невообразимо далеко или будет когда-то. Впрочем, это все одно. И что я? Лишь более или менее умело воссоздал, то, что видел, как медиум, как проводник. Нет не видел, показали… И как назвать то, чему мы не знаем имени, что пришло из Безмерного? Остается только подобрать что-то близко подобное из земного, понятного. Потому что абстрактная живопись и так непонятна невежественным мещанам и обывателям, а если еще и названия давать, пытаясь передать то, что ты на самом деле понимаешь о космическом происхождении своего произведения, то оно окажется совсем от них далеко и скорее всего чуждо. Иногда я рискую, но часто пытаюсь найти боллее земные аналоги тому, что изображенно. Вот эту картину я бы назвал “Животворящая, вечно обновляющаяся Вселенная”, “Танец миров”, Мистерия бесконечного космического обновления”, а можно “Новый прекрасный мир”, что будет более широко, подойдет большему количеству потенциальных зрителей. Но это о названиях, о выборе. Но что более всего показалось мне удивительным сегодня, в этом стихотворении, так это то, что, уже тогда, в неописуемо далеком 1856 году Толстой пишет подобное о картине. Да, то, что касается музыки, всегда можно было почувствовать, что она пришла к нам из небесных сфер, что она уже существовала там всегда и гениальный композитор лишь услышал ее таинственным и особенным внутренним слухом. Да, именно так увидели свои абстрактные, космические произведения Кандинский, Малевич, Мондриан, Хильма аф Клинт и другие великие художники медиумы в начале 20 века. Но Толстой, уже в 1856 году пишет тоже самое о картинах, задолго до появления собственно космических, абстрактных произведений. Невероятная прозорливость и понимание истинной природы творчества!